В самый длинный день в году мы вспоминаем начало Великой Отечественной войны. Одним из немногих живых ее участников является житель Донецка Григорий Львович Ехилевский. Родился он 20 августа 1926 года в городе Полоцке Витебской области Белоруссии. Спустя годы он написал очерк о войне и мире.
«…3 июля 1941 года наш город бомбили продолжительное время, и от него почти ничего не осталось. Город процентов на 80 был деревянным. 6 июля наша семья из шести человек последним железнодорожным эшелоном на открытых платформах эвакуировалась. Оказались мы в Тамбовской области, в одном из колхозов Уметского района.
Хочу рассказать о случае, который произошел с моей сестрой. Она была женой лейтенанта, их часть стояла в Ломже, это западнее Белостока, ныне – в Польше. Они встретили немцев в первые минуты войны. Жен командиров в кузовах грузовых машин успели отправить на восток. По дороге они попали под обстрел с немецких самолетов. Одна из пожилых женщин накрыла молодую. Эта женщина погибла, а сестра осталась жива и позже родила сына. А ее муж погиб в июне 1941-го.
Мы эвакуировались, а мой дедушка, который был плотником, бабушка, сестра отца и ее дочь, сестра мамы со своей дочерью, остались в Полоцке и были расстреляны немцами…
В колхозе все члены нашей семьи работали. Меня послали с одним стариком класть скирды из снопов урожая зерна. В то время уборка зерновых велась вручную, косили косами, из скошенного следом вязали снопы и свозили их на повозках на свободную площадку. Снопы укладывали в скирды. В районе было совсем немного молотилок, в колхозе их не было совсем. Поэтому обмолот снопов производился зимой. После недели работы подручным у старика мне поручили самостоятельно с подручными укладывать снопы в скирды. А мне было всего 15 лет.
Шло время, наступили холода. Зимней одежды у нас совсем не было. У папы участились приступы болезни, и мои родители решили переехать на юг. Мы приехали в город Тойтепу Средне-Чирчикского района Ташкентской области Узбекистана.
Я стал ездовым на лошадях и быках. Приходилось работать и на сенокосилках, жатках, конных граблях.
В 1942 году мой старший брат был призван в армию. Он прошел с боями от Орла до Эльбы. В том же году призвали на трудовой фронт и отца. Меня поставили в военкомате на военный учет летом 1943 года.
А сейчас я расскажу об одном случае, о котором я постоянно вспоминал в тяжелые моменты.
По вызову иду в военкомат, а навстречу мне – цыганка. Взяла мою руку, глянула на ладонь и говорит: «Иди, воюй, проживешь 82 года». Вроде чепуха, а это предсказание сыграло немалую роль в том, что я пишу эти строки сейчас…
9 ноября 1943 года я был призван в армию и направлен в запасной стрелковый полк в минометный батальон. Это были минометы 82 мм. Они по частям переносились вручную. Ствол, ножки и опорная плита весом 23 кг. Я в это время выглядел лучше, чем другие солдаты. Мой вес был 63 кг. Я же работал в садовом совхозе и, как все, ел много яблок. Мне поручили носить минометную плиту за спиной, как ранец. Кормили нас, мягко говоря, не очень. А занятия и строевая подготовка были очень напряженными… Через месяц мой вес стал 46 кг.
23 февраля я принял воинскую присягу. В июне нас, моих ровесников, 350 солдат, маршевой ротой направили на фронт. Бывалые люди нам сказали, что на станции Арал будет остановка, посоветовали купить много соли. У нас были вещевые мешки. В них были пустые солдатские котелки. И мы загрузились солью.
Везли нас в теплушках очень долго. На каждой остановке подходили женщины с едой, и за стакан соли можно было дополнительно поесть. А солдат всегда к еде готов.
Долго везли и привезли нас под мой родной город Полоцк, на 1-й Прибалтийский фронт. Солдаты нашей маршевой роты в боях за город не участвовали. Нас распределили уже в Полоцке. Я с частью солдат нашей маршевой роты попал в 348-й стрелковый полк 51-й стрелковой дивизии, в пехоту.
Первый выход на передовую для нас и частично для меня стал неудачным. Нашу группу переправили через речушку и показали место, где мы должны были окопаться.
Кстати, для солдата в пехоте малая пехотная лопата иногда важнее, чем стрелковое оружие. Мы окопались, но замаскировать бруствер было нечем. А на рассвете немцы обнаружили новые окопы и начали обстреливать нас из минометов. Меня оглушило, и я потерял сознание. Когда пришла другая группа, меня обнаружили и привели в себя. Мое состояние было таким: я ничего не слышал и не чувствовал земли под ногами. Меня старшина роты не отправил в санроту, а определил в тыл, на кухню. Через несколько дней я почти восстановился и снова вернулся в свою роту. Только потом я узнал, что получил тогда тяжелую контузию, которая до сих пор сказывается на состоянии моего здоровья.
В пехоте события протекают молниеносно. Знакомые солдаты убывают, а новые прибывают. За непродолжительное время я, солдат, был стрелком с винтовкой, автоматчиком с автоматом, командиром отделения, комсоргом роты, а затем длительное время телефонистом, связистом между ротой и батальоном.
Несколько раз приходилось идти в атаку. В это время ты становишься неузнаваемым, превращаешься в не человека. Вот где шанцевая лопатка – твое спасение. В атаку солдат идет в полный рост, по тебе стреляют, и периодически надо залегать. Тогда идет в ход лопатка.
Меня берегла какая-то сила – предсказание цыганки. Таких моментов в моей фронтовой жизни было много. Разрывается рядом снаряд, сосед погибает, а я живой… Я иду по лесу, а следом идут другие и взрываются на мине… При подлете снаряда, а его слышно издалека, многие спрятались под танк, а я не добежал, упал рядом с танком. Снаряд разрывается под танком…
В книге о боевом пути нашей 51-й дивизии есть строка, что перед одним наступлением необходимо было провести разведку боем. Что это такое? Группа выходит на нейтральную полосу, открывает огонь по неприятелю, вызывая его огонь на себя. А в это время разведчики-артиллеристы засекают места нахождения неприятельских огневых точек, чтобы их подавить потом, перед наступлением.
Я в это время был уже связистом-телефонистом, и мне было поручено обеспечить связь этой группы с батальоном. Командир взвода связи сказал мне, чтобы я постарался сберечь телефонный кабель. Для обеспечения связи с выдвижной группой требовалось несколько катушек кабеля.
Группа выполнила задание без потерь, артиллеристы засекли все огневые точки противника, и по телефону поступила команда «отбой». Я прокричал: «Отбой!» И в одно мгновение я остался один. Видимо, наши командиры что-то упустили. Я сначала растерялся. Уходить? А кабель? И взял я телефон и пустую катушку, и по-пластунски пополз вдоль проложенного кабеля. Дополз до следующей пустой катушки и смотал первую часть кабеля. И таким способом, таким образом, я смотал весь кабель. Кажется, четыре катушки. На это ушло много времени…
Когда я вернулся, меня уже считали без вести пропавшим. Командир взвода меня обнимал и даже заплакал.
Запомнились мне бои за Ригу, когда из нашей роты остались в живых только командир и я, телефонист. Затем была длительная оборона в Курляндии. Это часть Латвии с городом-портом Либава (Лиепая). Неприятель создал здесь мощную Курляндскую группировку, попавшую в окружение и прижатую к морю. В ее составе были немцы, власовцы и латыши. Они капитулировали только 10 мая 1945 года. О дне окончания войны много сказано, и мне почти нечего добавить. Скажу одно: плакали все, самые крутые мужики…».
Сегодня Григорий Львович живет в Кировском районе Донецка вместе с родными.
