Рывкинд Екатерина Марковна, 1930 года рождения
Расскажите о довоенном времени
Довоенное время я помню очень хорошо. Мой отец был шахтостроитель, мы часто меняли места жительства, в Сталино мы жили на проспекте Павших коммунаров. У нас не было ни какой мебели, нам все выдавало государство. С собой возили подушки, одеяла. Когда люди говорят о своих первых учителях, я ничего подобного вспомнить не могу, они слишком часто менялись. Мы до войны были такие дети, что мы ничего не боялись, мы с братом могли сами сесть на трамвай и сами пойти в кино. Как правило мы ходили в кинотеатр «Комсомолец», там было два зала, в одном крутили кино, а в другом, для тех, кто пришел раньше, а на сеанс приходили, как правило за час, так для этих людей был этот зал. Там была сцена, на ней пианино, обязательно стояли плакаты с текстами песен, в зале были кресла. Обязательно один человек играл, а второй, как мы называли «затейник», стоял и вместе с нами разучивал песни, я тогда все песни знала. До войны открыли оперный театр. Я тогда туда ходила, в первый раз я пошла на оперу «Иван Сусанин», что там меня поразило, так это то, что на сцене были лошади, при театре даже была своя конюшня.
Расскажите о том, как узнали о начале войны?
21 июня мы были в Славянске, у нас там много родственников по маминой линии. Там было застолье, мы детвора перезнакомились друг с другом. Гуляли везде, в степь ходили, высокая тогда рожь была. Потом, после гулянки мы пришли домой, а там все сидят нахмуренные, нам сказали, что началась война. Женщины плакали. Мы тут же собрались и поехали домой. Отца вскорости забрали в армию, и мы остались с мамой. Помню случаи мародерства, видели, как с четвертого этажа на веревках спускали пианино. Сразу все исчезло в магазинах и на прилавках остался один голландский сыр, мама до войны терпеть не могла голландский сыр. При наших рыли траншеи, немцы уже начали бомбить. Мы впервые так много самолетов видели. Как только ушли наши началась анархия, народ озверел. Мы одно время жили на 13-й шахте, там жили родственники, рядом была железная дорога, вагоны с углем растаскивали. Разнесли столовую, промтоварный магазин тоже. Мы с детворой ходили на шахту, лазили там, зашли в аккомкляторную, там стояли банки из оцинкованного железа, мужчины разбивали эти банки, из них делали ведра. А мы дети собирали из этих банок фольгу, мы тогда называли ее «золотом», играли с ним, сарай обклеивали. Очень хорошо помню, как раздирали спирт из цистерны: ведрами носили, через люки лезли, были случаи, когда напивались и тонули там, когда было оружие – стреляли пробивали дырки, через них набирали.
Как впервые вы увидели немцев?
Кто-то сказал, что немцы идут, мы тогда все дети собрались и побежали смотреть. Они шли по грунтовой дороге, которая была сразу за железной. Мы были жутко удивлены, потому что: ослики запряжены в брички, на бричках едут немцы, в зеленой форме, закатанные рукава, в пилотках. Их форма была не такого зеленого цвета, как у нас. Иногда попадались мотоциклисты, мы удивлялись – почему их боятся. Посмотрели, побежали домой рассказывать, каких мы немцев видели. Потом когда закончилась еда мама нас с старшим братом (он был 1927 года рождения) одела нас, котомочки дала, а это было осенью, было довольно тепло и мы покинули Сталино. Шли мы пешком в Антоновку Марьинского района к дедушке. Он кузнец был, подрабатывал. День мы туда шли. Нам было тяжело, у деда ничего не было, он сам жил и ничего не запасал. У него был огород и очень хороший сад. Кроме нас были еще семьи братьев отца, в общем 10 человек. Жили как-то раздельно. Помню, всем селом собирали колхозную морковку и зерно. Голодно жили, однажды мама с дедом ушли выменивать продукты, нам с братом на двоих дали 2 круга из макухи, больше ничего не оставались. Мы с братом экономили ее, варили. Когда к нам одна женщина из села подходит и говорит, что это мы такого едим, если мы так хорошо поправились, мы сказали, как было, а она тогда сказала следующую фразу, которая мне очень хорошо запомнилась, она сказала: «Діти, ви ж пухлі!». Мы тогда действительно начали пухнуть, она нас схватила и спрашивала, почему родственники не помогают. Она взяла нас к себе домой и начала откармливать. Позже и мама с дедом приехали. Я помню такой момент, что зимой у нас снегом двери хаты заваливало, у нас был выход в конюшню, и дедушка, открывал там дверь и затаскивал снег туда, чтобы можно было проделать вход. Мы детвора, с крыши катались на санях. Стоял сильный мороз, многие из тех, кто ходили менять вещи (они ходили на Григорьвку), и замерзали в метель, весной, когда начинал таять снег, много трупов людей и лошадей было, так их снегом зимой заносило, что даже не видно было.
Расскажите о полицаях.
У нас говорили, что в полицию шли самые вредные и самые противные люди. Мы 2 года жили в селе. За войну мы ни разу не видели немцев, только когда они отступали. А так только полиция и председатель колхоза. Полицай мог зайти во двор и забрать, что ему нужно. Когда отступали немцы это было что-то страшное. Они шли через Екатериновку к нам, мы видели весь этот поток, он очень похож был на гусеницу. Танки шли, солдаты, орудия везли. Помню, какие у них были лошади, я таких лошадей больше ни где не видела, они были громадные с маленькими хвостиками. Немцы останавливались в нашем селе, когда они остановились у нас, начали дикий разбой, они были обозленные, мы их боялись. Они были, как в кино показывают: пришел курицу убил, женщина понадобилась – хватает ее, слышно, как поросенок пищит, у кого-то корову забрали, мужик вышел свою хату защищать, его застрелили, хаты палили. Наш народ притих, все попрятались. Мы боялись, что немцы заберут старшего брата, ему было уже 15 лет, к тому же с села уже забирали людей, у меня двух старших сестер угнали в Германию, обе работали в Дюссельдорфе на химическом заводе. Мы переодевали его в мамино платье, голову косынкой завязывали, туфли одевали. Как только немцы к нам во двор, мы говорим ему: «Андрей, убегай!» , и он медленно шел в сад где и был пока не ушли. Потом нас дед собрал в погреб, была тишина, дверь закрыли, там и сидим, как слышим, как что-то по погребу шарахнет, мы притихли и молчим, утром дед вылез, посмотрел – идут наши красноармейцы. Потом все начали вылизать, кричали: «Наши пришли! Наши пришли!». Дед попросил посмотреть, что же тогда на погреб упало, оказалось это была бомба, из-под земли только ее хвост торчал. Нас отвели подальше от погреба, приехали саперы, один из них, спрашивал, сколько нас тогда было дед сказал, что 10, тогда сапер сказал: «кто-то из вас очень везучий». Потом узнали, что в ту ночь, когда мы сидели в погребе, к нам приехали разведчики на мотоциклах, и заехали в центр села, там было нечто вроде площади, и полицаи, наверное полицаи, их расстреляли, всех шестерых. Все село смотрело потом, на них, траур был, потом их забрали.
Расскажите о школе.
При немцах школа работала я даже в четвертый класс ходила, учились в школе на русском языке, были все предметы кроме истории, но нам, что-то о немцах, расхвалили их. Летом мы все работали в поле, сначала мы разносили воду тем, кто полит, а на второй год и сами начали полоть, жара, солнце, километровые рядки. Но мне этот четвертый класс не посчитали, сказали: «Ты у немцев училась и мы его не признаем», мне пришлось заново ходить в четвертый класс, таким образом, я потеряла 2 года. Мы писали на газетах, бумаги катастрофически не хватало, книжки все время были довоенные. После мы получили письмо от отца (его освободили от воинской службы), потом он сам приехал и забрал нас в Новошахтинск, там он работал, много где были. В конце концов приехали в Донецк. Здесь уже никаких проблем не было.
Расскажите о праздниках.
Вовремя войны не до них. Потом как всегда советские праздники. Очень хорошо помню Американские подарки, очень много было их одежды. У меня были очень хорошие, добротные американские туфли.
Расскажите о дне победы.
Кто-то бежит и кричит: «Война закончилась!». Все тогда не сговариваясь выходили на улицу, шли на площади, туда, где была тарелка и слушали. Это было в Шахтинске. Радости много. Но все равно жилось трудно, долго были карточки, я ходила по ним в магазин, очереди. Был большой страх потерять карточку, но у нас в семье этого не было. Воры были, которые крали карточки. Папа работал дне и ночью. У нас очень долго была свинья и птицы, как только мы переезжали, мы ее резали, что-то консервировали, что-то людям отдавали.
