Буханченко Раиса Васильевна. 1935 года рождения
Расскажите о довоенной жизни.
Жили здесь, в Донецке, тогда это называлось ул. Артема, дом 109, сейчас там площадь Ленина. Отец воевал на Финской войне, в первый же день войны ушел на фронт, а вернулся лишь в октябре-ноябре 1945 года, он успел побывать и в войне с Японией. Мама дома была, брат был. Мы были очень патриотично настроены, нас часто водили во дворец пионеров, кружки разные были. Ходила немного в садик, но о нем мало, что помню. Жили очень хорошо. У нас во дворе была большая, лужа, мы в ней плескались, купались. Дружно жили. Когда были дни рождения, то сходились с нескольких дворов.
Помните начало войны?
Война застала нас у тети, они жили тогда там, где сейчас калининская больница, мы с мамой неслись от туда домой, как только узнали. Собирались эвакуироваться, мамин брат был начальником поезда, но в этот момент я заболела так, что думали, что я умираю, поезд ушел, а мы с мамой остались.
Помните приход немцев, как жили при них?
До их приходы я думала, что они такие, как их рисовали на плакатах – страшне…, черепа в касках…, пришли они быстро, в касках, как на плакатах. Разные были, были: и СС, и Вермахт, и Абвер. С Автоматами ходили, проверяли дома. И все, и началась оккупация. Напротив нашего дома немцы разместили госпиталь, а в нашем доме поселился комендант города. Мы жили на первом этаже, а он занял весь второй. Помню, был такой момент – наши уже ушли, а немцы еще не пришли, тогда у на во дворе жил один чеченец, он преподавал в ДПИ, он говорил, чтобы мы убрали – «немцы цивилизованная нация и они любят чистоту и порядок». У нас был пес, звали его Мишка, похож был на чао-чао, они его застрелили, это было первым сильным потрясением. Водили мимо военнопленных по ночам, самим есть нечего, а с пленными делились. Еврейские семьи забирали, у нас соседи, у них отец был на фронте, а мать сошла с ума. Она прибегали к маме, и предлагала облить все бензином и поджечь, она работала в магазине, ее держали в отдельной комнате, а детей отправили одного к тете, а другого к нам. Кто-то донес, и пришли полицаи хотели забрать брата (у него были черные глаза), мать была вынуждена отдать им соседского мальчика. Начали, что можно садить за больницей Калинина. Однажды я с братом шли на огород и немец остановил нас, решил напугать, навел автомат, что-то кричал. Я стала падать, плакать, целовать ему сапоги, «дяденька, только нас отпустите», в результате нас отпустил, другой немец пришел и накричал на него. Во дворе рядом жил парень, он был не совсем нормальный, он лечился, когда пришли немцы, у него все обострилось – он все время сидел на подоконнике в длинной рубашке, его забрали и расстреляли. Почти всегда ставили на постой, как правило, офицеров, разные были…. Мы все время голодные были, бывало, делились, а были и такие, что даже в нашу сторону не смотрели. Были и итальянцы, им почему-то я очень нравилась, они мне то яблоки, то семечки приносили. Они очень верующие были давали иконки. Румыны были, они были не очень. Один год было настолько ужасно, что есть было нечего, тогда маму устроили на хлебозавод, выносить от туда ничего нельзя было. Мы тогда бегали под окна завода и нам скидывали из них хлеб. Было страшно, но есть хотелось больше чем «страшно». Один раз немцы устраивали новогодний утренник, но можно было послать одного ребенка, мама взяла брата, потому, что он был меньше. Их там кормили, угощали, но с собой ничего взять нельзя было, поэтому мне ничего не досталось. Немцы вели себя, как хозяева, даже по отношению к румынам, там где появился немец те должны были встать и уйти. В 1942 году наши прорвались возле Изюма, они тогда выскакивали, кто в чем, бежали, но наших остановили – они вернулись и стали еще жестче. Немцам перечить не возможно было, старались их стороной обходить. Был такой случай: к нам пришли немцы, стали лазить по буфетам, мама не выдержала и кинула в него тарелкой, немец выхватил пистолет, но другой его остановил. Было, что немцы, пригоняли полевые кухни и кормили нас, наверное, это были остатки, дети выстраивались очередь, взрослых я там никогда не видела. Наверное, давали только детям. Часто голодали, тетя из Амвросиевки, забирала меня к себе (я там месяца два прожила, это было в августе 1942 года), у них козы были, она нам продуктами помогала. Комендантский час был, но люди старались из дома без надобности не выходить. Полицаи свирепствовали сильнее немцев. В районе центрального универмага стояли виселицы, нас выгоняли смотреть за казнями. Помню, вешали арестованным таблички с надписью «партизан», страшно было. Были таки любопытные, которые по несколько раз бегали смотреть.
Расскажите о бомбардировках.
Таких сильных бомбежек не было, часто были воздушные тревоги, особенно до прихода немцев. Прятались в подвалы. У нас во дворе был тогда штаб наших, немцы старались попасть туда, но попали в соседний двор, убитых не было, так пораненные осколками, стеклом. У нас во дворе была воронка от бомбы, окна выбивало.
Расскажите о подполье.
У нас в соседнем дворе жил один, он сотрудничал с немцами, но в тоже время он был свой. Много таких, целая подпольная группа.
Помните освобождение?
В сентябре 1943 немцы отступали, начали жечь город. Они ездили на мотоциклах и стреляли из огнеметов, многие уходили на Челюскинцев – переждать. Палили они большие дома, меленькие они не трогали, наш дом остался целым. Видели, как со стороны Макеевки наши шли, сначала маленькие точки, потом больше, больше. Танки были. Мы с мамой ночью уже шли домой, увидели много лежавших на земле наших солдат, мама сказала «Неужели все убиты», оказалось они настолько устали, что свалились прямо там. Полицаи бежали вместе с немцами, уехал и чеченец, у него уже взрослые дети были. Жить стало морально намного легче, но продолжали голодать, отец вернулся с войны, пошел на работу стало легче. В 1947 году тяжело было, неурожай, голод. Нормально стало жить лишь к 1950-му году. 31 марта всегда снижались цены, мы радовались.
Расскажите о школе.
До войны я в школу не ходила, собиралась пойти осенью, но война…. Пошла я лишь в ноябре 1943 года, школа были разрушена, я во вторую школу ходила. Помещений не хватало, первые годы учились в разных местах. Занимались в библиотеке Крупской, потом уже отремонтировали вторую школу. Писали между строчками, на любой бумаге писали, расчерчивали. Чернила, чернильницы выдавали, перья были. Плохо было с учебниками. У нас очень хорошие были учителя. Нам повезло – у нас была Нина Ивановна Петрова – очень хорошая учительница, она ко всем ровно относилась, но на мой подчерк это, к сожалению не повлияло. Помню, как ставили памятник Гринкевичу, когда танк шел многие люди испугались, думали, что немцы возвратились.
Какие праздники отмечали?
1 мая, 7 ноября, 5 декабря – день конституции, Новый Год, позже 8 марта. Праздничные демонстрации были. При немцах праздновали один раз день рожденья у одного мальчика, что-то ели из того что редко бывает дома, конфеты сами делали, потом его мать вынесла пирог, сказала: «посмотрите какой пирог, но есть его будут взрослые, когда придут на день рождения».
Помните немецких военнопленных?
Да, помню. Отца, когда он вернулся домой, назначили директором столовой, где они питались. Их кормили очень хорошо, не в пример нам. Поначалу мы их старались пинать, сначала они были такие жалкие, потом их приодели, откормили, но они хорошие работники были, дисциплинированные, организованные. Завалы разбирали, помню. Потом они вообще исчезли.
